[ разрыв ]
главная поляна → поляна для тренировок (номинально) → тропа двуногих (номинально) → овраг (номинально)
Спрашивая у наставника очередное разрешение на самостоятельную охоту, Птицелап знал, что на самом деле идёт вовсе не охотиться. Он лишь молча кивнул, когда получил утвердительный ответ, после - оглянулся, равнодушным взглядом рассматривая присутствующих, и только тогда двинулся к выходу медленными, размеренными шагами. У него не было пути, и он шёл туда, куда природа звала его ненавязчивым шелестом - повторяющиеся лесные пейзажи погружали разум в полумрак, в напоминание об одном и том же, позволяя смягчить накопившееся напряжение. Чем дольше Птицелап находился в каком-либо обществе, тем больше он понимал, что вот-вот рискует взорваться, если не позволит себе уйти. Дальше. Вглубь.
Туда, где не достанут. Потому он ступил дальше, ничуть не сомневаясь в своём направлении - и при этом совершенно таковым не обладая.
Едкий запах тропы Двуногих чётко уведомил Птицелапа о его местонахождении. Голый, равный грунт, прогнувшийся под беспрестранным давлением пробегающих Чудищ, в этот раз вызвал у оруженосца сострадание, скопившееся в груди единым горьким комом. Он опустил голову, всматриваясь в сухую, лишённую жизни почву, внутри себя понимания, что никогда не захочет стать таким - идеальным в своей плавности, сдавшимся под чужим натиском ради мнимой безупречности. Ради чужого удобства.
Теперь это стало худшим, что Птицелап мог себе представить. Спустя долгие луны нескончаемой порядочности, его почти тошнило - от того, кем он был и, в худшем случае, будет дальше.
Будет ли?
Некое облегчение посетило его, затянувшись в трещащем сердце, когда смрад утих, сменившись обыденным привкусом хвои, витающим в воздухе. Деревья, словно беспрерывно следующие за ним по пятам, обволакивали со всех сторон, закрывая большую часть солнечных лучей. Далёкий шелест копошившихся грызунов и поющих птиц окончательно погрузил Птицелапа в размышления - издав глухой выдох, он остановился, заранее решив, что не пойдёт дальше, дабы не заблудиться в столь густом лесу. Ему, должно быть, опасно находиться здесь одному. Не то чтобы Птицелап переживал касаемо этого. Его, как ни странно, ничуть не волновали перспективы того, что может произойти.
Он справится. А если не справится - самостоятельно за это поплатится.
Рассказ Солнцеворота о том, что произошло на Совете, погрузило Птицелапа в нескончаемое ощущение того, что в ближайшие луны с ним - со всеми, кто его окружает - произойдёт что-то необратимое. Конфликты между племенами никогда не интересовали его, но теперь, когда поседелый предводитель Племени Ветра и впрямь потерял свою предпоследнюю жизнь на глазах у всех, Птицелап посчитал, что это не пройдёт бесследно. Всё, что случилось там, походило на сплошную шутку, и в таких шутках, как правило, нет ни капли правды.
Но в этот раз она состояла из правды, до последнего слова, до последней частички, и это Птицелапа пугало.
Быть может, даже отвращало. Он всегда чувствовал себя выше этого.
Шелест, чрезмерно напоминающий чужие шаги, отвлёк Птицелапа. Он напрягся, отступил назад, словив себя на стремлении убежать - мог ли он?
Не желая тешить кого-либо лишним проявлением трусости, Птицелап остался на месте, между тем вспоминая обратный путь. Он прислушался, угрожающе выпустив когти, убеждённый в том, что некто, находящийся рядом, не был крупнее кота и, тем самым, не представлял высокой угрозы. По крайней мере, недостаточно высокой, дабы Птицелап бросился назад, подобно испугавшейся мыши.
