Ему всего несколько раз доводилось встречать кого-то, помимо своей матери. Когда?
Например, в тот момент, когда, в очередной раз перебираясь с места на место, им «повезло» столкнуться с одиночкой, излишне агрессивно охраняющим «свою» территорию в виде ветхого, казалось, сырого амбарчика, далеко отсюда. Может быть, не окажись рядом белой обузы, матушка даже смогла бы отстоять свое право на нахождение там, где ей самой захочется, но, слишком сильно обеспокоенная за своего отпрыска, она решила не рисковать и просто отправиться дальше. Сколько себя помнит, Лука чувствовал себя беспомощной обузой. Где-то в груди что-то неприятно сжималось и стягивалось чувством вины лишь от одной мысли об этом.
Малец почти провалился в сон, чувствуя, как лапы и всё его исхудавшее тело мягко тает на хвойном настиле и проваливается в темноту. Уставший и голодный, слишком увлеченный своими мыслями и переживаниями, Лука не заметил ни тихих, лунами тренированных шагов, ни странного, незнакомого ему запаха, — всё это словно бы пролетело мимо, прямо над головой, оставив котёнка без внимания.
— Вставай.
Кажется, ребёнок не заметил даже этого, ведь первые две или три секунды не последовало совершенно никакой реакции. Почему? Да юнец просто не успел понять, что произошло. Сердце пропустило удар от внезапного вспугнувшего рыка, а темнота, что до этого буквально ласкала в своих объятиях, резко вытолкнула Луку из его воздушного замка из грёз и мечтаний.
Веки с огромным нежеланием раскрываются, медленно поднимается голова. Возможно, мальчишка даже зевнул бы, если б не чувство тревоги, нависшее прямо над крохотным телом. Взгляд цепляется за первое попавшееся — за фигуру, что стояла совсем неподалеку, за взгляд голубых глаз, в которых ледяными осколками мелькало презрение. И чем дольше он смотрел в эти глаза, тем более круглыми становились его собственные от удивления и ужаса.
Луке доводилось сталкиваться с презрением, с отвращением, не раз он встречался с обращенной на него брезгливостью, но никогда он еще не видел настоящей угрозы. Незабываемое чувство бабочкой впорхнуло в выбивающее бешеный ритм сердце. Он даже не заметил, как вскочил на чуть не трясущиеся лапы.
Когти сами по себе невольно вонзились в землю, а тело призвало шерсть на загривке и вырисовывающем тощий горный хребет позвоночнике встать дыбом и распушиться, видимо, инстинктивно желая выглядеть больше и внушительнее.
И это выглядело до боли комично, учитывая его и без того слишком малые размеры. Казалось, что сейчас на своих маленьких лапках стоит крошечная, тощая пушинка, чем-то похожая на кривой одуванчик. И, несмотря на то, что кот перед ним был явно больше, внутри котенка разгорался на удивление огромный боевой дух. Похвальная смелость.
И глупая. Ведь, несмотря на попытки казаться самой страшной угрозой в этом лесу, в светлых разноцветных глазках маленького уродца виднелись только страх и замешательство.
Мысли в голове проносились вихрем, летали роем насекомых настолько быстро, что ребенок не успел поймать ни одну из них. Он не знал, что забрел туда, куда не следовало бы. Не знал, кто стоит перед ним, но отчего-то внутри всё переворачивалось от противоречивых чувств.
— Кто вы? Что вам нужно?! — уши прижаты плотно к голове, а голос чуть не срывался в полукрике, пока котёнок принимал кривую, предупреждающую стойку полубоком, которую он пытался спародировать с образа матери из своей головы. Ему искренне казалось, что так он будет выглядеть более грозно, но, каким бы он ни хотел выглядеть смелым — и очень опасным! — бойцом, тряска тонкого хвоста выдавала Луку с потрохами, — Если подойдете ближе, то я... то я!...
«Умру?»
Образ светлой кошки котёнку, по сравнению с ее другом, — другом же? — казался просто ангельским. Незабываемые глаза, которые можно было сравнить с таинственными глубинами самых темных вод, не несли в себе угрозы либо хорошо ее скрывали. Малец не мог уловить их намерения, как бы ни старался, но понимал, что, по крайней мере, сейчас ему, видимо, никто не собирался причинять боль. Несмотря на это, разноглазый котёнок не рисковал приближаться; лишь шерстку пригладил, осознавая, что провоцировать неизвестных ему ни к чему.
— Я... — звучит тихо, нервно сглотнув образовавшийся ком в горле. Каким бы взрослым и самостоятельным он ни хотел казаться, он — всё еще ребенок, и ему слишком страшно. Он обессилен, у него нет защитника и покровителя, полагаться мальчишка может только на себя. Белыш потупил взгляд, роняя его к своим лапам, — «я просто хочу к маме...» — печальная мысль полоснула сознание, а с уст срывается лишь смирительный вздох. Горечь утраты острыми когтями раздирает юное сердце. Даже страх отступил на второй план, его вытеснило полное принятие любых последствий.
Ведь он знает, что больше её не увидит.
Отредактировано Лука (31.03.2025 18:31:11)