→ главная поляна

Выходя из лагеря, Лазоревка еще раз коснулся взглядом тела Мягколапой, которое постепенно начинали окутывать старейшины, готовя её к бдению. О природе этого ритуала кот мог догадываться лишь смутно, однако не нужно было быть рожденным в племени котёнком, чтобы понимать, чем этот ритуал был. Впрочем, ученик предполагал, что вера речных котов и их устройство могло наложить на погребение свои особенности.

С напряжением на морде белесый почувствовал запах патруля, ушедшего перед ними, и поджал губы. Пёс точно был мёртв, в отряде были крепкие воители, однако от чего-то тревога всё равно шевелилась в груди. А если прибежит еще одна?

— Плавать я не боюсь, — бросает он, не без попытки отвлечь себя от зарождающихся мыслей о патруле Звёздного Края, — Но то была стоячая вода, из которой легко было выбраться в любой момент, — с поворотом головы к Изморози кот слабо улыбается. Вряд ли бы у него получилось в полной мере объяснить лесной соплеменнице процесс купания. Когда шум воды становится ближе, Лазоревка невольно оборачивается на звук, который еще не был ему достаточно привычен. Тем не менее, тихие плески воды успокаивали.
Выдержав небольшую паузу, ученик нетерпеливо дернул хвостом и оторвал глаза от выглядывающих с берега валунов.

— А с течением плавать страшновато. Особенно одному.

Он аккуратно изучал морду Изморози, побаиваясь поворачивать к ней голову целиком: вряд ли она успела свыкнуться с его мордой за то короткое время, что видела его вскользь. Вопрос о том, откуда в кошке проснулось желание ему помочь, особенно в этот день, не давал ученику покоя. Но в тихом воздухе причин для подозрений не чувствовалось, оставляя Лазоревку лишь с легким смущением.

Когда они подошли ближе, оруженосец, подгоняемый интересом и тягой к новому, почти сразу приблизился к камням и опустил передние лапы в прохладную воду мелкого берега, пока поросль мха на валунах притягивала взгляд против его воли.
Лазоревка шумно вздохнул, то ли с облегчением, то ли в попытке сбросить с плеч ком шумящих в голове тревог.

— Спасибо, — мяукнул он, и впустил когти в мягкую от воды почву, — В лагере сейчас... тяжело.

Примолкнув, он вновь подумал об указаниях Ласточки, о старейшинах и о горьком запахе трав, который примешивался к этим воспоминаниям о других, более старых.

— Как проходит бдение?

— Почувствуй течение и не напрягай лапы слишком сильно, оставь подушечки мягкими, и по началу держись когтями за мох.

Лазоревка осторожно повёл ушами в сторону соплеменницы и сделал еще несколько шагов в воду, осторожно выбирая промежутки мягкого дна меж валунов. Берег долгое время казался мелким, но вскоре вода достигла его живота. Течение не чувствовалось сильным, и веса бывшего одиночки вполне хватало, чтобы чувствовать себя уверенно. Разве что вода была прохладная. Кот слабо улыбнулся, пользуясь тем, что Изморози не было видно его морды.

Когда соплеменница поровнялась с ним, ученик начал делать шаги чуть увереннее, наконец чувствуя прохладу воды на собственных плечах, потоки воды под шерстью и слабое покалывание вокруг раны, которое скорее было приятным. Несмотря на свою слабую силу, течение всё же было, потому Лазоревка медленно пошел против него, придерживаясь близости к берегу. Железный привкус, проевший его шерсть, постепенно исчезал следом за потоком реки.

Вскоре оруженосец находит валун, находящийся в удачном месте: тот перекрывал часть течения, однако позволял не выходить к мелководью. Особо отличающейся логики Лазоревке не нужно было, чтобы догадаться, что в какой-то момент движения против воды его лапы начнут уставать. Спрятавшись за валун, кот наконец расслабился окончательно и приподнял лапу из-под воды, пытаясь потрогать поток подушечками лап. Он внимательно слушал Изморозь и наблюдал за блеском на речной глади, но когда голос кошки дрогнул, поднял на неё глаза — скорее из беспокойства, чем из интереса. Эта дрожь навела его на мысли о том, как часто племя могло лишаться своих старейшин, воителей или даже учеников. Казалось, последние дни так занимали время оруженосца, что думать о смерти ему еще не доводилось, особенно в пелену иллюзии о том, что он окружен обученными воителями.

— Прости, это тяжелая тема, — отведя глаза от кончиков ушей Изморози, Лазоревка опустил лапу и покосился на собственную шерсть, пытаясь понять, становилась ли та чище, — Смерть дышала мне в затылок, и даже потом я наблюдал, как тяжело могут болеть коты, но так я с ней не сталкивался.

Это была моя первая смерть, — не та фраза, что могла походить на достижение. Он примолк. И всё же, несмотря на подобный угол разговора, на душе ученик чувствовал то спокойствие, которое не испытывал с кем-то из соплеменников достаточно давно, постоянно пребывая в напряжении о сути каждого своего нужного или лишнего слова. Что-то в Изморози было другим, и возможно именно поэтому её предложение не вызвало у Лазоревки привычной и острой подозрительности.

Он подумал о Прибое, которого Звёздный Край посвятил перед ночью бдения. Попытка понять, куда новоиспечённый воитель должен отправиться после заката, вызвала у оруженосца долю замешательства, которое тот всё же не стал озвучивать, откинув мысль кивком головы.

— И я надеюсь.

Помолчав еще немного, Лазоревка оторвал лапы от дна, пытаясь уловить равновесие в воде. При слабом течении это получилось почти привычно, однако вскоре ученик подчувствовал, что заваливается на бок, и поспешно выпрямил лапы. В его усы проскочила усмешка над этим подобием баловства, но почти сразу кот скинул её с морды, приблизившись к соплеменнице.
Было еще что-то в обычиях речных, что его интересовало.

— Все коты попадают к Звёздным Предкам?

— Страшно представить того, кто смог бы привыкнуть к подобному, — не без сухого напряжения выдал Лазоревка, позволяя фантазии на какое-то время затуманить собственный взгляд, — Но, думаю, нам всем стоит учиться воспринимать смерть спокойно. Капля не исчезает, когда падает в реку. Она становится рекой.

Губы ученика коротко дернулись в улыбке, и он оторвал взгляд от кругов на воде.

— Я не знал Мягколапую, но могу представить, что она значила для племени, — он кивнул, вспоминая скорбь соплеменников и блестящие от слёз глаза ученицы целительницы, — Но если Звёзды шлют вам знаки, значит, она продолжит присматривать за племенем, — он не был в этом уверен, но с каждым днем среди речных котов становилось тяжелее воспринимать их веру как что-то несерьёзное. Уверенность Воркотушки в собственных о словах о проклятии всё ещё шевелила шерсть на его загривке, и именно в тот момент он почувствовал, что речные предки и правда неосязаемо присутствуют где-то рядом со своими потомками. Повернувшись к Изморози, Лазоревка замялся, прежде чем задать еще один вопрос, — Это правда, что предводители умеют обманывать смерть?

Эта мысль всё еще казалась бывшему одиночке вымыслом. Возможно, тяжелейшие раны могли обуздать лучшие из целителей — тогда это правда было возвращением с того света. Примерно как Саломея смогла спасти его самого после пожара.
Лазоревке хотелось спросить, что становится с котами, которые нарушают лесные законы, но решил оставить этот вопрос при себе. Наверняка существовала какая-то байка, способная отвадить озорных котят от будущих ошибок. Изморозь, воспользовавшись паузой, заставила оруженосца приподнять брови и замяться.

— Вряд ли у одиночек, живущих порознь, будет что-то их объединяющее в подобном смысле, — недоверчивым прищуром кот выдал собственное отношение к такой идее, — Но нам всем нужно во что-то верить. Хотя, наверное, многие домашние или бродящие коты ни во что не верят, а просто думают о том, чем будет занят их следующий день. Но одна кошка рассказала мне кое-что, и с тех пор эти мысли меня не покидали. Звучало очень убедительно.

Почувствовав прикосновение на собственном затылке, ученик осекся и сжался внутри, чтобы сохранить подобие расслабления хотя бы внешне. К подобным прикосновениям он не привык, а потому на какое-то время растерялся, собственным замешательством подгадав для Изморози нужную для охоты тишину. Смущение на обожжённой морде сменилось искренним восхищением — его первый улов был простой удачей, а в движениях воительницы явно виднелось отточенное мастерство.

— Давай выйдем на берег, — улыбнувшись, Лазоревка упустил глаза на рыбу в пасти соплеменницы, — Хороший улов. Пока разделим его, я как раз тебе расскажу эту историю.

Вода в густой шерсти достаточно заметным грузом легла на плечи оруженосца, когда он вышел из реки; коротко встряхнувшись, он решил позволить теплеющему воздуху высушить всю влагу. Он подождал, пока Изморозь сделает первый укус, снимая пробу со свежей рыбы, и глубоко вдохнул.

— Она нашла меня под каким-то кустом. Одиночка. Целительница, как бы вы её назвали. Ухаживала за мной несколько лун, даже не спросила, кто я. Она только шептала какие-то песни и мазала ожоги горьким соком. Любила слушать ветер. Тогда я подумал: она странная. А потом… я начал слышать то же, что и она.

Замолкнув, Лазоревка покосился на шорох листвы.

— Когда всё было тишиной, не было ни кошек, ни трав, только пустота и холодные камни, появилась первая мысль. Шепот, как ветер в высокой траве, которой даже ещё не было. Этому шепоту захотелось что-то почувствовать, но чтобы что-то чувствовать, нужна жизнь. Когда он выдохнул в первый раз, появилось семя. Это семя долго лежало на холодных камнях, пока шепот не проронил первую слезу. Так появилась вода, а следом за ней и жизнь.

Она пустила корни. Не трава, не дерево, не мох — а сама жизнь, мягкая, хрупкая, но упрямая. Потом появились первые растения, а когда их листья осыпались, из земли появились звери. Никто не понимал, как им жить, пока не появился один кот. Он разбирался во всём и научил остальных. Он подарил каждому частичку своего шепота — внутренний голос, подсказывающий нам, что такое добро.

С шумным вздохом Лазоревка остановился, заглядывая в глаза Изморози. Звучала ли эта история для неё так же убедительно, как прозвучала когда-то для него?
Он надкусил рыбу, внутренне радуясь прохладному мясу на языке.

— А затем появился еще один кот, который впервые использовал травы не для того, чтобы спасти — чтобы убить. Он с жадностью вырвал целую поляну целебных трав. И подарил зверям еще одну частичку шепота, к которой некоторых тянет сильнее всего. Он показал им, что такое зло.
И даже добрые иногда стали ошибаться.

Ученик поймал себя на том, что неосознанно опустил голос, ведя себя подобно тому, как вела себя его спасительница, впервые рассказывая эту историю. Когда он думал о всех шепотах, о добре и зле, фантазии о былых временах всё еще заставляли его шерсть вставать дыбом.

— Когда-нибудь мы оказываемся рядом с землей так же, как оказываются опавшие листья. Кто-то боится смерти. Кто-то думает, что победа в силе или умении сражаться. А она — в умении слушать. Я бы умер, если бы она не услышала.

Поэтому теперь я тоже слушаю.

Отредактировано Лазоревка (16.07.2025 00:32:23)

Интерес Изморози отдался внутри Лазоревки теплом, и он ответил на её улыбку своей. Он не думал, что расскажет кому-то в племени эту историю, и казалось, что подобные секреты стоило хранить при себе. Но в кошке было что-то... Что-то, вызывающее достаточное доверие, чтобы оруженосец был готов открыться с этой стороны. Возможно, дело было в том любопытстве, которое не только сквозило в её вопросах, но и которое сам бывший одиночка мог разделить: она спросила об этом, а не о его шрамах или происхождении — подобные вопросы были очевидными, и с ними кот успел смириться, отвечая почти уже не задумываясь. Воспоминания же о рассказах Саломеи заставили его испытать какое-то трепетное ощущение, и на долю секунды он почти ощутил в воздухе горьковатый привкус, который чувствовал в заброшенном доме травницы.

— Как-нибудь я спрошу его об этом даре, — неуверенно мяукнул он, пока что не представляя момент, в который подобный вопрос предводителю окажется уместным. Его удивляло то, насколько это звучало обыденным с чужих слов. Самому верилось не до конца.

С облегчением после рассказанной истории Лазоревка надкусил рыбу еще раз, после чего придвинул её к Изморози — всё-таки это не его улов. Следующий вопрос воительницы оставил ученика с нахмуренными в задумчивом выражении бровями.

[indent] Полосатый, хромает на одну лапу, и ухо у него оборвано.

Мало ли он видел котов? Одиночек было действительно много, и по началу просьба соплеменницы вспомнить о чем-то подобном напоминала просьбу вспомнить о травинке посреди огромного поля. Впрочем, достаточно точное описание все же смогло настигнуть далекое воспоминание, о котором Лазоревка мог бы забыть спустя еще несколько лун. Чуть склонив голову набок, ученик прищурился и облизнул губы, стараясь понять, действительно ли описание Изморози подходило.

— Мы как-то собирали травы у пастбищ, — и подобные вылазки были достаточно частыми, однако тот день он запомнил хорошо, — Видимо, той кошке везло находить всяких калек на прогулках. Тот кот был ранен, что-то случилось с его лапой, но от помощи он отказался, — Лазоревка повел усами и посмотрел куда-то выше головы Изморози, рисуя в голове ту встречу, — Мы тогда удивились, но настаивать не стали. Он явно знал, куда шел. И имени он не назвал. Думал, видимо, что больше мы не увидимся. Но так оно и было: я его больше не видел.

Возможно, это был другой кот. Никакого внимания на уши или мелкие шрамы, которые могли бы помочь опознать старого знакомого, тогдашний Лазарь не обратил. Встреча была настолько мимолетной и почти загадочной, что даже тогда он лишь пожал плечами и проводил раненного кота взглядом, пока тот не скрылся из виду. Лазоревка даже не стал бы говорить об этой истории, если бы не близость пастбищ к территории речных котов. Может, это и правда был он.

Оруженосец похмурился еще какое-то время, смакуя воспоминания, но никаких новых деталей вспомнить не смог. Знал бы он тогда, что случится в его жизни лунами позже, постарался бы запомнить получше. Кот вздохнул и опустил глаза на Изморозь, и один вопрос напрашивался сам собой.

— Ты что, дружила с одиночками? — он слабо улыбнулся и покачал головой. Наверное, страшное нарушение для лесных котов, которые бросаются на незнакомцев на границе! Чуть выждав, Лазоревка вернул спокойное выражение, продолжая уже чуть серьёзнее, — Он перестал приходить?

Спросив о дружбе Изморози с одиночками, Лазоревка сначала улыбался: подобный факт казался ему безобидным и забавным одновременно. Его спокойствие можно было бы назвать пониманием, но сам Лазоревка и вовсе не стал бы это как-то называть: желание общаться было настолько простым и понятным, что вопросов не вызывало. Но выражение морды воительницы, её опущенный взгляд и нервные движения почти сразу дали понять, что веселой её история не будет.

[indent]— Дружила. Дружила в том самом ключе, который... порицается.

Лазоревка кивнул. Кажется, порицался бы любой.
Порицают ли соплеменники тех котов, которые дружелюбно ведут себя с ним? Наверняка такие были, даже если Лазоревка считался речным оруженосцем.
Никаких сильных эмоций эта мысль не вызывала — это был очевидный порядок вещей.

Начало рассказа давало понять лишь одно: этот кот действительно должен был быть отличительным, если смог заинтересовать речную воительницу настолько, что та решилась нарушить закон. С каждым словом Лазоревка продолжал медленно кивать, жадно вслушивался и поджидал неожиданного поворота, который наконец оправдал бы перемены в поведении Изморози. Что-то, что объяснило бы накатившую на кошку тень печали, которая с каждым словом постепенно окрашивалась в скорбь.

— Ты не глупая, — аккуратно вставил кот и наклонил голову, пытаясь заглянуть в отвернутую морду Изморози, — Одному правда тяжело. И многим признать трудности в разы тяжелее, чем их переносить.

Уход кота из племени удивительной новостью Лазоревке не показался: многие бродячие коты привыкли быть одни. Волноваться о соратниках, делить с ними дичь, тратить собственные силы на кого-то другого — всё это выживанию одиночки не помогало. В какой-то момент подобные помыслы и вовсе становились чужды, а жизнь превращалась в выживание. Можно ли кого-то полюбить, если ты просто живешь?

[indent] — Я воспитывала нашего сына, когда Звёздный Край попросил его покинуть племя.

Ученик слабо пощурился. До этого момента уход одиночки казался ему добровольным, пускай и в какой-то мере предательским и неблагодарным. Но слова о решении предводителя несколько разбавили ранее яркую фантазию неясностью.
[indent]Что нужно было делать, чтобы тебя изгнали? — он моргнул, — А если и его самого попросят покинуть племя?
От этой мысли Лазоревка глубоко вдохнул и перевел взгляд в сторону слабого журчания воды. Он проводил глазами течение, а вместе с этим проводил собственные переживания — разговор был не о нём. Он повернулся к соплеменнице и встретил её взгляд.

[indent]— Выдролап утонул.

Судя по имени тот не был котёнком, но и воином стать не успел. Поджатые губы какое-то время еще сдерживали молчание: кот ещё не нашелся со словами, которыми мог сопроводить гибель Мягколапой, а смерть незнакомого и кому-то очень дорогого представлялась не той ситуацией, к которой бывший домашний хоть как-то готовился, даже если мысленно.

— Наказание за что? — голос Лазоревки был негромким и вопрос старался быть осторожным, — Ты доверилась кому-то, хотела помочь, полюбила... — на этом слове кот почувствовал какое-то неуютное ощущение, потому как чувство той самой любви казалось чем-то сказочным и далеким, чем-то, до чему оруженосцу было настолько далеко, что он даже туда не тянулся, — За такое не наказывают. Тот кот тебя предал. И это его еще настигнет.

В этом Лазоревка не сомневался. Вряд ли Звёздный Край стал бы изгонять кота за оплошность.
А грубость в ответ на доброту могла долго плутать, но в конечном итоге всегда возвращалась к своему хозяину.

— Мне жаль, — после недолгой паузы Лазоревка вытянул лапу и осторожно коснулся ей лапы Изморози, после чего поспешно отвёл её обратно, — Я не знаю свою мать. Я исчез из её жизни почти сразу после рождения. Она не знает кто я, где я, жив ли я. И никогда меня не искала. Я обижался. Но если бы она говорила обо мне так, как ты сейчас о Выдролапе — я бы её простил. За что угодно, — ученик шумно выдохнул и облизнул высохшие губы, — Если дерево вырвет с корнем, мы не будем винить его за то, что ветер подул слишком сильно. Тебе не повезло.

В какой-то момент ученик и вовсе растерялся: какое право он имел что-то говорить в подобной ситуации? Он не был ни речным котом, ни чьим-то родителем, ни чьим-то сыном, ни чьим-то возлюбленным. Почти каждая деталь рассказа Изморози не касалась его даже отдаленно. Он был таким же одиночкой, которому кто-то доверился, и если подобные истории терзали речное племя, он мог понять все косые взгляды.

— Таким сложно делиться, — Лазоревка отвлекся на россыпь полос на шкуре воительницы, — Ты очень сильная, Изморозь. И если предки есть, он тоже про это знает.

Отредактировано Лазоревка (23.07.2025 20:56:16)

— Его судьба теперь в лапах Звёздных предков, где бы он ни был.

Лазоревка заерзал на месте, и слова Изморози легли неуютным полотном на его плечи. Мысль о том, что судьба одиночек могла быть в лапах лесных предков ему не нравилась. Вряд ли тот одиночка успел уверовать, да и в целом ученик сомневался, что бродячие коты во что-то верили. Да, среди них случались исключения, но никакая вера не поможет тебе победить в схватке за еду. Но Лазоревка не стал ничего отвечать, только тактично и слабо улыбнулся: он не мог знать наверняка, наблюдали ли звёздные предки за бывшим избранным Изморози. Он ведь успел пожить в племени какое-то время.

Махнув хвостом, оруженосец медленно поднялся с места: шерсть успела стать легче, потеряв часть воды, а солнце постепенно начинало катиться со своей высокой точки вниз. Долго отсутствовать в лагере — даже в компании соплеменницы, которая в каком-то роде несла за него ответственность среди всеобщих подозрений — коту не хотелось. Он неуверенно обернулся на Изморозь, обдумывая ответ на её вопрос, но смиренно пришел к мысли, что раз та поделилась чем-то важным для себя, то было бы нечестно утаивать от неё собственный секрет. Она ведь тоже узнает о нём когда-то, так что будет лучше, если узнает от самого Лазоревки.

— Следят, — обычно, — но я не на улице рос.
Городские кошки следили за своими котятами. Возможно, в разы пристальнее племенных королев, которых охраняли воители и стены лагеря.
Домашние вопросом о безопасности своих детей наверняка не задавались никогда, и иначе своё разлучение с семьей Лазоревка никак объяснить не мог. Разговоры с другими котами на выставках, пускай и туманно далекие, но всё же оставались в памяти спустя всё это время: все они рождались, чтобы радовать Двуногих и соревноваться друг с другом, не до конца осознавая, в чем именно. Если мать должна была кормить котенка и следить за ним, то всё это делали хозяева.
Наверное, в доме Двуногих не было места материнству.

Спустя несколько шагов Лазоревка начал брести вдоль воды, внимательно поглядывая под лапы.
— Домашние кошки редко растят своих малышей, — могла ли Изморозь об этом знать? — Часто их забирают Двуногие. Иногда бывает так, что брат и сестра растут вместе. Но обычно котят забирают по одному.

Наверняка в мире должны были быть домашние кошки, которые болезненно переживали расставание с собственными котятами. Но кроме тревоги и собственной беспомощности взаперти подобным королевам испытывать нечего.

— Но я почти ничего не помню, поэтому я и не скучаю, — обернувшись к кошке, Лазоревка подождал, пока та его нагонит, — Но когда я смотрю на Фиалку или других королев, мне хочется думать, что она скучает.

Слабо улыбнувшись в ответ воительнице, Лазоревка повел плечами и коснулся лапой зарослей причудливого мха.

— Рана теперь чистая. Нужно что-то ещё сделать?

— Нужно её обеззаразить. Мягколапая сказала, что сфагнум для этого подходит, —  оруженосец замолк и замер, пытаясь согнать настигающие его воспоминания о собачьих клыках, после чего продолжил, — Мы пошли к границам за ним. Давай соберем побольше, надо как-то... Помочь Воркотушке.

И закончить последнее дело погибшей целительницы. Это казалось правильным.

Отобрав кучку хорошего мха, Лазоревка обнюхал новое для себя растение, после чего осторожно взял шероховатый кусочек и пережевал его в пресную, слегка кисловатую кашицу. Он успел поморщиться до того, как почувствовал вкус растения, но поспешно расслабил морду, даже слегка удивленный.
После этого оруженосец вылизал рану на плече, какое-то время понаблюдал за щиплющим рану снадобьем, после чего довольно выдохнул и подобрал собранные травы.

— Спасибо, что вытащила меня даже ненадолго, — оруженосец заглянул в глаза Изморози, — Не знаю, как бы я себя чувствовал в лагере всё это время.

--> лагерь

---> Главная поляна

[indent]Выйдя из лагеря, Лебедь немного помедлил, давая ученику осмотреться по сторонам и запомнить, как выглядит родной дом со стороны. Пусть Фиалка скорее всего выводила их прогуляться вокруг камышовой стены, но одно дело идти рядом с матерью, воспринимая все происходящее как большую милость и великую радость, а другое - когда подобные похождения туда-сюда скоро станут привычными и будничными. Мир котёнка, ставшего оруженосцем, расширяется настолько несоизмеримо с тем, каким был до посвящения, что каждое новое место перестаёт казаться удивительным, новизна стирается по мере того, как вбираешь в себя всё больше и больше. Только в детстве, запертый в стенах палатки и в границах лагеря, умеешь радоваться всякому необычному происшествию или явлению, и этот миг, когда ты уже не малыш, но еще не успел пресытиться окружающим, особенно хочется задержать и по-настоящему прочувствовать. На пороге совершенно новой жизни порой нужно встать и сделать большой вдох, прежде чем совершить первый шаг.

[indent]- Словно сказки старейшин внезапно начинают оживать, да? - улыбнулся Лебедь, чувствуя, как ветер с речки ерошит белоснежную шерсть. - Смотри, наша тренировка начинается прямо сейчас. Мы направляемся к Нагретым Камням. Не бежим, но и не плетёмся. И попутно будем вести беседу. Твоя задача - начать учиться оценивать свои силы. Говорить на ходу на самом деле непросто, нужно думать, когда ответить на вопрос, когда задать свой, а когда лучше помолчать, чтобы хватило дыхания перелезть через выступающий из земли корень или догнать своего спутника. Понял? Тогда вперед!

[indent]С этими словами воитель потрусил в сторону ручья. Пока что ему не было нужды брать слишком быстрый темп - хватит уже и того, что он крупнее, и лапы у него длиннее, а потому на один его шаг приходится как минимум два, а то и три шага Тигра. Пока что. Со временем котик вырастет, вытянется, и даже если не станет таким же крупным, каким довелось уродиться Лебедю, эта разница будет уже не столь существенна. Не говоря уже о том, что и сам кот не молодеет. Конечно, сейчас он всё еще чувствует себя юным и полным сил (не стоит недооценивать тут и омолаживающую душу силу любви), но когда-нибудь... может, не Тигр, но кто-то после него сможет с легкостью обгонять бывалого воина, тараторя при этом похлеще сороки и не выдыхаясь даже после обхода всей территории. Но пока что он своё еще повоюет!

[indent]- Ничего страшного, если на первый раз запыхаешься, - проурчал он котику, немного замедлившись лишь для того, чтобы перейти ручей в особо мелком месте и проследить, чтобы Тигр не поскользнулся на мокрых камешках дна. - Помню, наставница меня после посвящения сразу же потащила точно на такую же прогулку, точнее, пробежку. Я тогда был еще только Лебяжьим, а моя сестра Яблочко так и осталась с котёночьим именем - Семечка, потому что уже тогда была меньше меня. Только вот со мной по дороге никто не разговаривал, просто тащили за собой, как котёнка за хвостом мамы. Такая вот она - Черепаха!

[indent]Лебедь негромко рассмеялся. Молодняк Речного племени так привык к вечно держащейся особняком полосатой ворчливой старушке, что уже и не могли себе представить, что та когда-нибудь обучала оруженосцев. А вот обучала, хоть он и был пока что первым и единственным. Немного грустно, конечно - всё же такой талант и опыт пропадают... но с другой стороны, немногие оруженосцы были бы готовы обучать сами себя, подсматривая за другими или же совершенствуясь в гордом одиночестве, пока их наставница "ищет вчерашний день". У белоснежного кота была мотивация, был стимул стараться и работать над собой, была фигура, тенью которой он мечтал однажды стать. Поэтому такая преграда, как незадачливая наставница, заставила его только чуть поразмыслить и поискать обход, но не остановиться совершенно.

[indent]- Так что я, конечно, замолвлю за вас словечко перед Черепахой, но только будь готов к тому, что всё окажется совсем не так, как ты представляешь. Что бы ты там себе ни представил! - воитель чуть повысил голос, так как теперь они двигались вдоль реки, и мягкое журчание воды слегка заглушало слова. - Меня она поначалу вообще не хотела учить маскировке - думала, что я побоюсь запачкать шерсть. Знаешь, какие первые слова она сказала мне после посвящения? "Зачем ты такой белый? Не мог потемнее быть?"