>> таймскип согласно замыслу сюжета

[indent]Утренняя рыбалка давно окончилась, и я приводил в порядок себя львиную долю времени днем. Из лагеря хотелось уйти поспешно, минуя запах, который въелся в родной дом. Кислый запах, будто чего-то порченного - кого-то порченного. Я так и не принял Лазоревку, да и не скрывал это. Ничего стоящего он не сделал, вступления не заслужил, чужаком был и таковым остался. Я улыбался, если нужно, и не скрывал своё мнение, хотя в морду найденышу мог сказать сколь угодно сладостных слов.

[indent]В целом, я просто предпочитал его избегать, ворча под нос о том, что старший брат принимает кого не стоило бы, но "ладно". Я часто так закатывал глаза, однако ни разу не пересек границы Воинского Закона. Кто-то оправдал возложенные надежды, а кто-то нет.

[indent]На Лазоревку я не ставил. Дохлый он был какой-то.

[indent]Так что утром я уходил пораньше, а возвращался когда всё были при делах, и отдыхал до самого вечера. Жаль, что сегодня этот план пошел трещинами и разбился, когда в лагерь вернулся один из патрулей. К глотке подкатила тошнота, но на сей нар не при виде чужака, а состояния патруля... и трупа. Мягколапая отошла к Звездному племени.

[indent]- Твою кость... - Сплюнул я тихо, поднимаясь, ощущая, как шерсть встает дыбом от негодования. Как так вышло?! Почему среди всех участников патруля смерть достала своей когтистой лапой её, целительницу, а не этого плешивого? Горечь сжала глотку, но это не мешало мне зашагать в сторону пришедших, пусть и не пробиваясь в первые ряды - но достаточно близко, чтобы услышать, что произошло.

[indent]Я сдержанно зарычал, хвост яростно хлестнул бок, а я сверлил взглядом рассказчика. Я заставил себя расцепить зубы. Не выпускать когти. Не в первый раз, не в первый, просто действовать нужно было осторожнее.

[indent]- Волна молодец, и Цапля тоже. А ты что делал? - С ядом и желчью, с улыбкой на губах, протянул я. В рассказе Лазоревки не было ничего, что указало бы его полезность. Так и хотелось выплюнуть, что такая ужасная, катастрофическая потеря постигла племя ровно после прихода (и не важно, что не ровно) бродяги в племя. Бродяги, который принес травы, якобы в жест мира, для целителей, и вот одна из них пала от зубов какой-то псины.

[indent]Но как бы не свербело у меня это на языке, я придерживался недоброй улыбки и правды, горькой правды, что ударила бы кота в грудь, а наивные души соплеменников вынудила бы задуматься. Не плясать и скакать радостно от пополнения, а думать наперед и думать о племени в целом. О его силе, мощи. А не вот этом.

Река и Ветер | Ограда Пастбища ------>

После смерти пса... все было словно в кромешном тумане. Все для Цапли отошло на дальний план, даже боль, что струилась сквозь вывихнутую переднюю лапу, сквозь рассеченную собачьими зубами морду, сквозь пытающийся открыться глаз, раз за разом проигрывая эту битву. В ушах звенело. Лазоревка осматривал ее, говорил, что плохо, надо показывать целителю... целителю, как же. Целительница была мертва, без шансов на спасение сваленная зверем. Надежда была на Воркотушку, которой теперь предстояло повзрослеть еще быстрее...

Но даже надежды отходили на второй план перед... опустошением. Ярость исчезла вместе с искрами жизни в темных глазах пса. Горечь от потери Мягколапой, стыд от осознания неисполненной прямой обязанности - тоже все отошли на третий план, прямо за болью. Цапле ранее не приходилось встречаться со смертью вот так... морда к морде. Лишь постфактум, когда тело вносили в лагерь для последнего прощания. Это раньше казалось чем-то совсем естественным, то, к чему все придут однажды. Но видеть, как на твоих глазах кого-то лишают жизни... было слишком. Расшатало нерасшатываемое долгими лунами внутри темно-серой воительницы.

Оруженосцы взяли транспортировку тела целительницы на себя, явно видя, насколько Цапле тяжело ходить даже вперевалочку. Словно зачарованная или остолбеневшая. И тем не менее, еще могла идти. И шла, словно машинально направляясь вслед за Волной и Лазоревкой к лагерю. Морду застилало кровью, которую тут и там приходилось смаргивать - лишней лапы для того, чтобы просто ее стереть, не было. А останавливаться не было времени. Племя ожидает великое потрясение, еще большее, чем после трагической кончины Выдролапа... и пусть лучше они узнают об этом раньше, чем позже. И отболит, может, быстрее... чего Цапля сейчас не могла даже подумать о том, чтобы ощутить.

Под конец пути темно-серая воительница выглядела еще более неважно и страшно - кровь, все еще струящаяся, вытекая из раны и струясь по морде, стремительно забирала силы. Она и не заметила, что у входа в лагерь кто-то был, кто мог бы ее заметить в таком состоянии. Впрочем... вскоре это увидели все присутствующие в лагере.

Звёздный Край, бывший в лагере, не тратил время на размусоливание, велел ученикам рассказать обо всем, что произошло, а ученицу целителя, Воркотушку, попросил осмотреть ее саму, как наиболее сильно пострадавшую. И именно вид пестрой кошечки вмиг отрезвил полосатую воительницу. Нет, этого всего не должно было произойти. Она, Цапля, должна была быть внимательней... она, Цапля, должна была быть рядом, принять этот удар на себя, защитить Мягколапую.

На нее понадеялись. Она в ответ в очередной раз всех подвела. Непрошенные слезы начали течь из уцелевшего глаза, кошка припала к земле, мелко дрожа, пытаясь подавить всхлипывание.

- Прости меня... простименяпростименяпростименя... - ее слова превратились в кашицу из звуков, отдаленно похожих на извинения. Разбитая и беспомощная, но корила себя заслуженно. И лишь стоило Туману сказать что-то... как Цапля сорвалась, рявкнув, смотря в глаза, словно дикий зверь, не обращая внимания на обострившуюся боль:

- Он сделал все что он него требовалось и даже больше, не смей его винить! - ее голос был неровным, дрожащим, но плещущий не меньшим ядовитым огнем, - Вина за эту трагедию лежит на мне и только на мне, как на той, на ком была эта ответственность! Кричите, вините, делайте все, что вам позволяет душа!

Темно-серая воительница тяжело выдохнула, на грани истерики улыбаясь и заливаясь слезами.

- Я это заслужила...

Placebo - The Bitter End

Пока Черепаха говорила, Воркотушка сама не заметила, как задремала, прислонившись к полосатому плечу воительницы. Она высказалась, пусть и несколько иносказательно - кто вообще придумал сохранять такие важные вещи от соплеменников в тайне? - и с её плеч рухнула если не гора, то пара увесистых булыжников точно. Ей снилось, как они с Мягколапой вылизывают друг друга у ивовой запруды, где Воркотушка любила отдыхать, и наставница смотрела на неё своими ласковыми глазами так, как никогда не смотрела родная мать, и у ученицы защемило сердце от нежности к целительнице. Мягколапая точно хотела что-то сказать, но не успела. Сон растворился, будто его и не было.

"Я должна признаться ей. Сегодня же!" - было первой мыслью трёхцветной, едва она открыла глаза. Сколько она проспала? Мгновение? Долгие часы? Это не имело значения. Запах Мягколапой ворвался в лагерь и... кровь?

Это была какая-то дурная шутка. Или она ещё не проснулась, пребывая между где-то между сном и реальностью. Патрульные, вернувшиеся с безопасного, казалось бы, похода за травами, вместо охапок лекарств внесли в лагерь тело Мягколапой и уложили целительницу, бездыханную, окровавленную, на поляну. Воркотушка не могла поверить своим глазам. Она моргнула несколько раз, хлёстко ударила себя лапой по щеке, силясь вырваться из кошмара. Но кошмар стал реальностью, и теперь воплощал собой самый большой страх ученицы целителя.

— Воркотушка, поскорее осмотри Цаплю! - произнёс Звёздный Край откуда-то издали, и Воркотушка одновременно и слышала его, и не слышала, оглушённая истерзанным серым телом наставницы. Она смотрела, как кровь продолжает медленно капать, и не смела пошевелиться. Не могла. Тело не слушалось. Впервые за свою недолгую жизнь Воркотушка видела смерть. Как... Как же так? Она только что видела Мягколапую, живую, красивую, радостную - во сне, и вот...

Кап. Кап. Кап.

- Воркотушка! Ты оглохла? Цапле нужна помощь! - рявкнул голос поблизости. Сильный тычок в бок. Отец. Она слепо посмотрела на него, нелепо опрокинувшись на бок. "Уйдите все. Дайте мне... Дайте мне остаться в этом сне..." - Шевелись, рыбьи мозги!

— Как и сказал Край, Займись Цаплей. Выброси из головы сейчас Мягколапую. Ей уже не помочь, - непривычно мягкий голос Черепахи вернул Воркотушку к действительности. "Я могла ей помочь. Могла, скажи я ей о пророчестве. Запретив Звёздному Краю выпускать её из лагеря." Найдя кое-как в себе силы подняться, она механически проследовала в палатку. Что ей могло понадобиться? Цапля истекала кровью, и её ещё можно было спасти. А вот Мягколапая...

"Моя вина. Как же я буду без тебя?"

Слёзы застлали ей глаза и заструились по щекам. Она не могла их остановить, даже если бы захотела. Тело двигалось само. На запах определило, где лежит мох, паутина, ноготки, маковые семена. Сложило всё в крупный засохший лист лопуха. Взяло ношу в зубы и вышло.

Горячие слёзы размягчали лист и впитывались в мох. Плохо. Разве Мягколапая позволила бы себе так расклеиться? Она бы взяла себя в лапы и помогла тем, кому помощь ещё могла пригодиться. Шумно вдохнув пару раз, Воркотушка наконец увидела мир в безобразной чёткости. Глаза были пусты, но разум уже лихорадочно соображал.

Она бросилась к серой воительнице, выплюнув ношу рядом. На мгновение ужаснулась - но всё же это было не так плохо, как искорёженное тело Мягколапой. "Ты нужна своему пациенту! Кроме тебя, ей некому помочь! Выброси из головы всё, кроме Цапли, послушай старших хоть раз!" - прикрикнула она на себя мысленно. Воображаемый отец повторил тычок, только уже в другой бок. Воркотушка вздохнула и принялась очищать окровавленную шерсть воительницы, параллельно оглядывая и ощупывая её тело. Вкус шерсти Черепахи, воняющий племенем Теней, быстро исчез с языка, но лучше бы она продолжала вылизывать старуху, честное слово.

- Вывихнута передняя лапа. На морде ранение. Глаз уцелел. Везучая, - бурчала Воркотушка под нос, помогая себе сохранять концентрацию на ранениях Цапли, однако взор то и дело смещался на тело погибшей наставницы, и слёзы вновь собирались у самого носа. Нетерпеливо и зло ученица мотнула головой, стряхивая непрошенную влагу. Слёзы и кровь - вот что принёс этот день. Цапле здорово досталось, но она хотя бы осталась жива. Быстро очистив раны, она прижала к самым крупным ранениям мох, а мелкие закрыла паутиной и терпеливо дождалась, пока кровотечение не прекратится. Жестом приказала Цапле лежать неподвижно. Затем она наскоро пережевала сморщенные ноготки, собранные Мягколапой... Оставленные заботливой, доброй, нежной Мягколапой... Наложила на морду воительницы кашицу, сдобренную слезами. Теперь нужно было заняться лапой. Она никогда самостоятельно не вправляла вывихи, но хорошо училась... У Мягколапой. Пострадавшие, которых лечила целительница, говорили, что она делает это так деликатно, что боли они почти не чувствовали. Врали, наверное.

- Помолчи, - грубо бросила она на слезливые извинения Цапли, хоть сердце её разрывалось от боли. - Я же велела тебе лежать смирно! А теперь потерпи, - взявшись за пострадавшую и уже начавшую опухать лапу, Воркотушка прикинула направление и дёрнула. Щелчок возвестил, что она справилась. Возможно, не так безболезненно и нежно, как могла бы это сделать наставница, но что уж поделаешь. Лапы дрожали, но ученицы взгляд был тяжёл и мрачен. Хвостом она подтолкнула к Цапле лист с макововинкой. "Надо было дать ей палку в зубы и зернышко раньше, чтобы ей было не так больно," - запоздало сообразила Воркотушка. - Проглоти его, оно поможет от боли. Лежи тут, отдыхай. А потом попроси кого-нибудь уложить тебя... В мою палатку, - выдавила она с трудом. Дыхание Цапли понемногу выравнивалось. Она была вне когтей смерти.

Но едва ли это могло утешить Воркотушку.

На негнущихся лапах она проследовала к Волне. Отважный оруженосец умудрился выйти из битвы практически целым, отделавшись ссадиной. Обойдется без лекарств. Отдых - лучшее целительное снадобье для молодого организма.

- Тебе нужно поспать. Хорошенько вылижи ранку и отдыхай. Заболит - зайдёшь ко мне, - отрывисто уронила Воркотушка, и, не глядя на него более, проследовала к следующему пациенту. Голубоглазый тоже ранен, но Воркотушка не находит сил коснуться языком его ран.

- Ты - проклятье нашего племени. Её кровь на твоих лапах. Так сказали мне Звёзды, и так я говорю теперь тебе, - выплюнула она в обожжёную морду Лазоревки. - Вылижись сам.

У неё нет сил обрушать небесные кары на голову белого кота. Ей хочется зарыться под материнский бочок, как в детстве, но она не может позволить себе такой роскоши - как минимум, Осока бы быстро напомнила Воркотушке её место. Туман вторит ученице, и та лишь мрачно кивает, переглянувшись с суровым воителем.

Ей предстоит нелёгкий разговор с предводителем, и, возможно, заслуженное наказание. Ничто не будет хуже того, что уже свершилось.

Воркотушка вновь скрылась в палатке, но слёзы не шли. Всё уже было выплакано. Выглядела она, наверное, хуже некуда, но её это не волновало. Бегло осмотрев запасы, она достала откуда-то тонкую веточку шелковистого ковыля. Мягколапая любила все травы, даже бесполезные, и не отказывала себе в удовольствии принести занятную находку, чтобы изучить её подробнее. Ковыль, несмотря на долгое нахождение в палатке, не утратил мягкости волокон, и Воркотушка, зажав травинку в зубах, вновь показалась на поляне.

От близкого знакомства с ранами Мягколапой её едва не вывернуло. Растерзанная, маленькая, окровавленная - как же она, наверное, страдала перед смертью! Старейшины займутся её телом, чтобы предать земле, но Воркотушка всё равно поместила покойнице за ушко стебелёк ковыля, надеясь, что старейшины сохранят шелковистую травинку при ней. Трёхцветная обязательно посетит бдение от последнего луча и до первой погасшей звезды, а пока...

- Спи спокойно, милая, - прошептала она, и, ни на кого ни глядя, скрылась в палатке в третий раз.

-> Палатка целителя

Отредактировано Воркотушка (04.07.2025 14:14:39)

Лазоревку терзало давно забытое чувство: чужая скорбь, постепенно раздающаяся в словах соплеменников, набегающая как волна на волну, липла к шерсти и начинала тянуть вниз, оседая едким ощущением вины. Отступающий шок сменяли мысли, постепенно обретающие более ясные очертания, и нескольких чужих взглядов на свою побагровевшую от спекшейся крови шкуру хватило, чтобы эти мысли наконец звоном отдались в голове.

Лазоревка точно знал, что не он привел собаку к речным котам. Да и вряд ли бы та смогла выжидать столько дней, гася внутри врожденный азарт к охоте. Но даже с этим твердым знанием он не мог перестать думать о том, что зря попросился в этот патруль. Может, все сложилось бы совсем иначе? Возможно, если бы он остался в лагере, то день прошел своим чередом, а он занимался бы уже привычными делами, поглядывая на медленно садящееся солнце.

Против воли в голове возникла четкая картина того, как пёс Двуногих нападает на отряд, в котором его нет. Бросается на Цаплю, потом на Волну. Не открывается для последнего удара умелых воинов, потому как нет плеча Лазоревки.
Всё бы кончилось лучше?
[indent]Или в разы хуже?

Морда Лазоревки мрачнеет, и он съеживается. У них есть все права обвинять его в тяжелой утрате. Всё сложилось удачно.
И даже если сам бывший одиночка понимал, что сделал всё возможное, это понимание не успокаивало его до конца. Что-то еще было в чужой скорби, что откликалось в нём самом, но ученик еще не разобрался, что именно.

[indent]Волна молодец, и Цапля тоже. А ты что делал?

Моргнув, погорелый не сразу, — словно обдумывая содержание чужих слов и собственное положение в племени, — но всё же повернулся к Туману. Подобные слова — первый, но далеко не последний камень в сторону Лазоревки на ближайшее время. Он пощурился, почти нахмурился, подавил внутри себя желание поддаться язвительному уколу, вдохнул и...

И все слова, не успевшие даже сорваться с языка, были прерваны дрожащим голосом Цапли. Обеспокоенно сведя брови, ученик обернулся на воительницу и покачал головой. Ему были бы приятны слова поддержки от неё в любой день. Но не в этот. Особенно когда голос кошки сорвался, рассыпавшись на обвинения самой себя.

— Цапля, — он поджал губы; уже привычная ему радостная соплеменница была совсем непохожа на себя, и дело было далеко не в её ранах, — Это неправда. Не надо. Твоей вины тут нет.

За остальными словами соплеменников Лазоревка лишь наблюдал, насупившись в молчании. Сухая правда из уст Черепахи показалась ученику самой справедливой, однако погорелый почти сразу засомневался в том, насколько она могла успокоить Цаплю и, уж тем более, Воркотушку, на которую белесый кот боялся смотреть ровно до момента, пока пестрая ученица сама не возникла перед ним.

Опустив подбородок и прижав уши, он выслушивает её. То и дело бросает короткие взгляды напокрасневшие от слёз зелёные глаза, но не чувствует достаточной наглости, чтобы смотреть на юную целительницу пристально. Пока слова других соплеменников лишь со звоном отталкивались от уверенности в собственной невиновности, слова Воркотушки колкими когтями зацепились за нечто под собственной шкурой. Это хмуро свело брови Лазоревки, когда он наконец оторвал глаза от собственных лап, чтобы проводить целительницу взглядом.

Зачем Звёздам так говорить?

Испытанная бывшим одиночкой обида в тот момент казалась настолько же сильной, насколько её испытал бы котёнок, не умеющий до конца справляться со своими эмоциями. От этой обиды на невидимые силы Лазоревку не уберегало даже отсутствие веры. Им до него дела должно быть столько же, сколько ему до них.

[indent]Я так не считаю.

На слова Звёздного Края Лазоревка лишь дернул ухом и поспешно отвёл глаза. Считать можно было как угодно. Но вдруг это было правдой?
На проклятие он был похож. Вряд ли бы звёздные коты подослали своим подопечным чуму в виде милого котёнка, вызывающего доверие.
Проглотив волну отвращения к самому себе, Лазоревка поежился. Эти мысли должны были остаться при нём.

Ученик отвернул голову куда-то в сторону, не находя в себе силы, чтобы сдвинуться с места, прикрыл глаза и выдохнул. Момент всеобщей суеты позволил ему перевести дух, опустить тревогу от висков куда-то глубже, спрятать её получше. Он не понял, сколько времени просидел так, но почувствовал себя чуть лучше, когда все же моргнул и поднял голову, чтобы присоединиться к поздравляющим Прибоя соплеменникам.

Невольно зацепившись взглядом за фигуру Звёздного Края, Лазоревка проследил за ним, в конце концов касаясь взглядом новопосвященного воителя. Морда ученика против его желания поморщилась: идея вести пережившего битву и увидевшего смерть прямиком к псу показалась Лазоревке неприятной. Впрочем, спорить с этим не было ни смысла, ни желания, и эти мысли лишь отдались во взгляде оруженосца тихим сочувствием, когда он перевел глаза на бывшего Волну.

— Ты молодец, — негромко шепнул он и повернул голову к другому своему боку, вслушиваясь в шаги собирающегося отряда.

Сидеть дальше с Мягколапой было тяжело. Лазоревка не чувствовал, что ему стоило сидеть рядом с ней, потому как знал он её слишком мало. Но в то же время боялся отойти слишком далеко, потому как к телу погибшей целительницы его приковало чувство стыда. Решение медленно подняться и направиться в сторону наверняка еще успеет раздаться в чужих шепотах страхом ответственности или вовсе дурным признаком. С тяжелым взглядом осмотрев ранения Мягколапой еще раз, Лазоревка все же отвернулся и медленно направился в сторону пустеющего места на поляне.

Надо было привести себя в порядок. И, наконец, осмотреть собственное плечо.

Отредактировано Лазоревка (03.07.2025 17:30:59)

[indent]— Он сделал все что он него требовалось и даже больше, не смей его винить!

[indent]Едва не отшатнувшись от поехавшей умом соплеменницы, я сперва состроил недоуменную морду, а после сощурил презрительную морду, волную презрения.

[indent]"Истеричка, нашла кого защищать."

[indent]— Я смею и я буду, тем более раз ты не в состоянии отстоять свою честь воительницы, и потакаешь неудачам всяким пришлым, будто это его чему-то научит, — Цыкнул я, почти нависая над кошкой, во всяком случае ни на ус не пригибаясь в ответ на её яд. Не на том поле решила сыграть. И я всеми силами сдерживал себя от того, чтобы ткнуть носом Цаплю, каких трудов ей стоило прижиться в племени. Слабость - не помогала, никому.

[indent]— Туман, как минимум он выжил, что уже само по себе довольно неплохо, учитывая обстоятельства и состояние Мягколапой...

[indent]— Трусы тоже выживают, чести им этого не делает, а от этого пока беды, — Озвучил я наконец-то то, что остальные боялись вынести на язык. Я задрал хвост, с вызовом глядя на окружающих, на Лазоревку. Кто посмел бы назвать случившееся - не проклятьем и несчастьем? - Ты разве не права, что если не было бы его в патруле - Цапля не винила бы себя во всех бедах? Мягколапая была целительницей - её нужно было защищать, и коли в рассказе ни слова о пользе нового нашего "друга" - может, стоило стараться получше, раз уж решил поиграть в великого племенного героя, - Сплюнул я. Чужак. Не место. И слова Воркотуши лишь подогрели моё убеждение в этом, я сделал шаг ближе к ученице целительницы, словно кто-то мог посметь сейчас воспротивиться её словам, но я бы не позволил.

[indent]Даже с учетом, что тяжкий нрав преемницы Мягколапы мне не был так уж очаровательно по душе и мил (за исключением некоторых моментов), удивленные и неодобрительные взгляды в её сторону сейчас я прикрыл хвостом, ограждая молодую целительницу от лишнего внимания.

[indent]Правда, сам тоже не лез.

[indent]И накаляющееся на поляне предчувствие конфликта снял только брат, созвав Собрание. Я фыркнул, в ответ на мысли о том, что даже после сегодняшнего все должны будут обязаны носиться с Лазоревкой как няньки с котенком - тошнотворное, кислое зрелище, в коем я не собирался участвовать.

[indent]- Прибой! - Громко и уверенно поддерживаю я воинское звание Волны, один из первых. Он заслужил, действительно заслужил его, в отличии от...

[indent]И после, простившись с целительницей, я направился в палатку покойной и её ученицы. Не игнорируя то, как вел себя наказание нашего племени. Окинув его горящим взглядом, цыкнув, задрав подбородок, и удалившись к сварливой, но ныне убитой горем ученицы чуть ли не демонстративно. Хорошо еще был далеко (не хватало мне тереться вблизи около подобного недоразумения и катастрофы) - а то мог и хвостом хлестнуть по морде. Нервы сейчас изрядно подводили моё обычное любезное сдерживание, от улыбки не осталось и тени.

[indent]Не до этого.

>>пещера целителя (номинально или нет)

Отредактировано Туман (09.07.2025 00:05:10)

В попытке привести собственную шерсть в порядок Лазоревка постепенно свыкается со ржавыми пятнами, тут и там перебивающими прежде белоснежный окрас. Его брови то и дело дергались в сторону переносицы, тут же расслабляясь усилиями кота, пытающегося сохранять внешнее спокойствие сквозь мысли о теплой мыльной воде, крючковатых, но аккуратных руках Двуногих и дерущих шерсть расчесок. Он не скучал по хозяевам или по тем дням, потому как воспоминания о них сами отступили от бывшего домашнего, оставив его без тянущей тоски. Но Лазоревка точно знал, что от теплой, пенной, полной ярких запахов воды в доме он бы сейчас не отказался: мысль о лесном ветре — который запрыгнет ему под загривок следом за еще холодной весенней водой — никакого удовольствия не приносила. Мучения между страхом холода и желанием привести свою шкуру к прежнему порядку метали оруженосца из одной стороны в другую, под конец оставляя его с ощущением отчаяния, а позже уже привычного смирения.

Под самый конец своих попыток Лазоревка наконец склонился к собственному плечу. Первым делом он проверил укус на предмет запаха, пускай одернул себя от этого почти сразу же: времени прошло слишком мало, и с раной вряд ли бы успело случиться ужасное, а даже если бы что-то и могло насторожить ученика, то оно было перебито запахом псины, который забил ноздри Лазоревки моментально. Со сморщившейся переносицей кот отстранился и попытался изучить плечо визуально, насколько ему позволяла собственная шея.

На какое-то время он отвлекся от изучения себя, чтобы изучить других. Притаившись, почти замерев, он поглядывал на соплеменников, пытаясь выудить что-то из общего гула. После слов Воркотушки и Тумана, впрочем, никакие новые чужие слова в голову ученика не лезли. Подсознательно Лазоревка надеялся наткнуться на белоснежную шкуру Лебедя, потому как знал, что тот точно справится с тем, чтобы огородить Цаплю от тех переживаний, пеплом которых она посыпала себе голову.
Посвящение Прибоя — событие определенно радостное — общего настроения в лагере не поменяло.
Радости всегда сложно соперничать с глубоким горем.

Потупив взгляд, Лазоревка вернулся к собственному плечу. Звуки соплеменников постепенно сменились гулом в собственной голове. Как ему себя вести? Казалось, один неверный шаг, одно неудачное действие, и доверия некоторых речных котов он уже никогда не добьется.

[indent]И почему это вообще так важно?

Со сморщенной мордой ученик вытянул лапу и выпустил когти, напрягая мышцы — сильной боли не последовало. Однако те уколы, которыми укус собаки рассыпался по нервам, однозначно давали понять, что как только рана начнет заживать, морщиться Лазоревка будет в разы сильнее. Наверняка она отечет, начнёт гореть жаром и будет напоминать о себе каждый раз, когда он захочет сделать слишком широкий шаг. Вместе с косым взглядом на палатку теперь уже единственной целительницы кот глубоко вдохнул: рану следовало бы обработать цветками календулы, чтобы убить попытки заражения начаться. Впрочем, помощи от Воркотушки он не ждал, ровно как и не ждал от неё желания эту помощь ему оказывать.

Есть ли календула в лесу?
Яркие цветки отголосками возникали в памяти лишь на фоне садов Двуногих.

— Ты ранен?

Голос тихий, но достаточно внезапный, вырывает Лазоревку из мыслей, и он моргает, переводя взгляд на пятнистую соплеменницу.
И как долго она стояла там, пока он сверлил взглядом целительское убежище?

— Рана не очень страшная, — мяукнул он с той же осторожностью, какой был наполнен взгляд Изморози. За эти дни он лишь слышал о ней, иногда цеплялся за рябящий окрас взглядом, но не общался так, а потому не знал, чего от кошки можно было ожидать. Её вопрос вызвал у ученика подобие замешательства, в котором он от одной мысли к другой пришел к выводу, что обратиться к нему могли только с просьбой что-то сделать, — Тебе нужно с чем-то помочь?

Наблюдение за мордой Изморози кончилось отблеском сожаления в её взгляде, и этот вид был знаком Лазоревке достаточно хорошо, чтобы он поспешно перевел взгляд на поляну. Медленно вдохнув, он отбросил накатывающие мысли и вернулся вниманием к соплеменнице. Он устал от того как часто жалость сквозила среди чужих эмоций при взгляде на него, были ли это ожоги, понимание его отстраненности от племени или, теперь, последствия боя с собакой. Ему было приятно ощущение поддержки, которое часто примешивалась к чужому сожалению, однако он надеялся, что в какой-то день встретит эту поддержку без жалости. Жалость к себе у него кончилась давно, и принимать от других её было достаточно больно, чтобы она начинала его раздражать. Но никакого намека на своей морде на нервозность ученик не подал, только слабо улыбнулся с зарождающейся благодарностью.

Если так подумать, ему нужна была помощь. Именно сейчас ему хотелось поддержки настолько, что он не мог выразить, в чем именно её жаждал. Потому, стоило Изморози начать перечислять варианты, Лазоревка слабо покачал головой.

— Мне кажется, не стоит её сейчас беспокоить, — понизив голос, ученик неуверенно покосился в ту сторону, куда скрылась ученица Мягколапой, — Для начала стоит прочистить рану, и потом...

Он замолк. А что потом? Вряд ли настроение юной травницы переменится после того, как она назвала его проклятьем перед всеми соплеменниками. Но что-то ему подсказывало, что в случае сильной нужды от своего долга целительница тоже не откажется. Особенно если он попросит только травы, чтобы не беспокоить её заботой о себе. Может, на просьбу Изморози та согласится куда более охотно, потому зерно правды в предложении воительницы тоже было. Задержав улыбку на своей морде, Лазоревка замер, считывая на морде собеседницы неприятное выражение.

— Плохо? — поведя плечом в её сторону, он опустил глаза на место укуса, — Оно так не чувствуется.

Наверняка будь бы рана чужой, он бы обеспокоился чуть больше. И именно перемена в настроении Изморози подтолкнула его к вниманию к себе.

— Ты права, — недолгая пауза сменилась короткой усмешкой, вырвавшейся с языка оруженосца раньше, чем настигнувшая его мысль, — А то в таком виде ночевать в палатку меня никто не пустит.

Может, если очистить рану, то её состояние и не усугубится. Хватка у пса была крепкая, а пасть большая, однако несмотря на устрашающий вид, укус не был глубоким. Эта мысль принесла Лазоревке некое облегчение, которое почти сразу сменилось замешкавшимся выражением.

— Скажу тебе честно, в воде я не плавал, — опустив подбородок, он посмотрел на Изморозь снизу вверх, словно это был неочевидный секрет; следующие слова показались ему почти абсурдными, — И если тебе хочется помочь, то я буду рад, если ты сводишь меня к воде, — он примолк, покосившись на заросли у входа, — Рядом с лагерем котята и туда я идти не хочу.

После слов Цапли на поляне сгустился шум из разных мнений и обвинений... но большинство сходилось на том, что темно-серая воительница в случившемся не виновата. То подтвердила и Черепаха, велевшая полосатой кошке не портить себе жизнь. Внутренне же младшая из воительниц фыркнула: "Если не я приму на себя эту ответственность, то кто? Невиновные в том оруженосцы?!"

Наглый юнец Туман все не затыкался, сходу обвинив Цаплю в потакании пришлым, отчего темно-серой воительнице, в ее-то состоянии, тотчас захотелось искромсать его морду своими когтями... тогда он бы понял, через что им пришлось пройти, тогда он бы увидел истину. Но кот был слеп. Они все были слепы перед возникшей трагедией. И от этого безумевшая от горя кошка распалялась еще больше. Это было лишь следствием состояния аффекта, не более, и она понимала, что на деле так нельзя... но нутро требовало крови.

Оно ее не получит.

- Ты там не был и не имеешь никакого права так говорить. Манерам научись! - плюнула она Туману вслед, покуда тот уходил.

Краем здорового глаза она видела двух своих братьев, явственно услышала, насколько сильно и Карась, и Вихревей ощерились на слова Тумана. Навело на мысль... даже если бы к ним относмлись так же, как к Лазоревке, она бы не была одна. Улыбка вновь наползла на морду, но без следа прежней степени истерики.

Больше ничего она делать не хотела, лишь пыталась вспомнить, как дышать, пока ученица целительницы шла за необходимыми для ее лечения травами. Кровь все еще пыталась залить глаз, но пришедшая Воркотушка, проведя осмотр, дала понять, что орган зрения чудесным образом смог уцелеть. Это даровало небольшое облегчение, но шевеление ртом, с другой стороны, приносило едва ли не нестерпимую боль. Что все еще не могла сравниться с той, душевной, что заставляла ее продолжать извиняться, раз за разом.

По крайней мере, пока сдерживавшая слезы Воркотушка не прикрикнула на Цаплю, мигом отрезвив ту и все-таки заставив замолчать. Мысли роились и сбивали с толку, ввели воительницу в состояние ступора. Достаточно долгого, чтобы ученица целителя смогла промыть рану и наложить необходимые лекарства, закрепив их паутиной. Дальше дело было за самым болезненным - вывихом лапы. И на подкорке сознания полосатая кошка понимала, что сейчас будет больно...

Пока ее не коснулась пушистая шерсть третьего подошедшего кота, заставив Цаплю чуть вздрогнуть. Хвост пришельца был белым, большим... и его запах едва ли с чем можно спутать...

- Лебедь...

Процедуре кот не мешал, лишь поправлял повязку периодически. Воркотушка, тем временем, принялась за работу - выбрала нужный угол, приготовилась надавить...

Цапля не сдержала вскрика - это было до безумия больно, особенно без обезболивающих. Хотя под конец юная целительница дала кошке маковое зерно, велев найти кого-то, кто мог бы отнести темно-серую воительницу в палатку к ней. И, видно, кандидат уже был...

Цапля взглянула на Лебедя, уже морально готовясь найти там презрение. Но нет - его разноцветный взор скопил в себе столько нежности, надежности и тепла, что пушистая кошка стушевалась вмиг, отвернувшись, не давая ему увидеть покрасневшие уши.

Со стороны Лазоревки резко донеслись жестокие слова ученицы целителя:

- Ты - проклятье нашего племени. <...> Так сказали мне Звёзды...

"Значит Звёзды лгут!" прошипела про себя Цапля, дернув хвостом. Воркотушка явно была убита горем, но бросаться с беспочвенными обвинениями на Лазоревку, что первым бросился на помощь, было низко. И если Звёзды и правда окрестили его проклятием... значит не такие уж они и всезнающие. И все же червь сомнений глодал воительницу по этому поводу...

Цапля попыталась найти Лазоревку глазами... хоть как-то дать понять, что она на его стороне! Но погорелец был вне поля зрения, так что оставалрсь лишь вздыхать.

Все же на поляне резко посветлело, когда Звёздный Край выступил с речью, при этом назначив Волну, теперь уже Прибоя, новым воителем. Ослабленная кровопотерей и маковым семенем, Цапля не могла крикнуть громче, и все же имя кота она произнесла вместе со всеми:

- Прибой!

"Он это заслужил..." - подумалось ей. Прибой сражался яростно, избавив племя от напасти, и своего назначения был более чем достоин.

Тут над ухом едва слышно заговорил все еще свернувшийся вокруг нее Лебедь. Его объятие сейчас казалось... уютным. Нужным.

- Ты защитила двух оруженосцев...

"Защитила оруженосцев, но не целительницу... ту, кого действительно нужно было спасти..."

- <..> Но вы вернулись живыми...

"Лучше бы Мягколапая вернулась живой вместо меня..."

- <...> Защитила себя... и меня. Ведь я бы тоже умер, если бы с тобой что-то случилось... Без тебя... я уже не хотел бы жить.

"...что ты такое говоришь?"

Последующие слова Лебедя воительница слушала, словно зачарованная, но при этом отчаянно не смотря на него, но куда-то вперед себя. И все же уши подрагивали, приопущенные, покащывая, что она слышит. Она слышит его.

- Ведь я люблю тебя.

Заветные слова слетели с уст белого исполина, а после них... повисла тишина. Не неловкая, нет. В ней в этот раз было что-то более... правильное. Зрачок не тронутого псом зеленого глаза кошки мелко заметался, словно нервный... нервной принадлежащий, неудивительно. И все же, наконец, оба глаза прикрыв, Цапля вздохнула, наконец, понемногу обретающим жизнь голосом, произнеся:

- А я все это время боялась, что ты продолжишь шарахаться от меня, как от больной Зеленым Кашлем, ничего не объясняя... - наконец темно-серая воительница обернулась к Лебедю, в глазах ее блестели бусины слёз, но, улыбнувшись одним уголком рта, продолжила, - Обещаю, туда, - многозначительный короткий взгляд наверх, к небу, - никогда, покуда еще могу бороться...

И затем, дав слезинкам скатиться вниз, ткнулась здоровой половиной морды в густую шерсть белого гиганта.

- Ведь я тоже тебя люблю, чем не повод остаться?..

И на этих словах Цапля позволила себе разрыдаться. Вот так вот просто дала своим эмоциям волю... потому что знала, что Лебедь на то и Лебедь, что не осудит за слезы, всегда поддержит и встанет горой. И она его любила за это.

И воительница как никогда явственно почувствовала, как в груди прекрасным цветком посреди пепелища расцветает надежда.

     Вдохнуть, выдохнуть. Звёздному Краю кажется, что на какое-то время он стал невидимым, и это ощущается как благословение. Лапы понесли его прочь от скалы, и серебристый кот остановился немного поодаль собравшихся около Мягколапой и Прибоя котов.
Не думать, пока что не думать обо всём этом. Не позволять себе убежать мыслями в мрачное будущее, когда нужно успеть решить проблемы в настоящем. Напомнить себе, что до Голых деревьев ещё много времени, и они успеют разрешить целительскую проблему. Его племя не в роли загнанного в угол зверя. Их отчаяние — временная реакция на потерю.
Хотелось поискать взглядом Дубраву, попросить без слов его совета, одобрения. На сердце постепенно остывало остаточное беспокойство после обращения к племени.
Звёздный Край заметил, что воители стараются держаться друг друга, и понял, что сможет оставить лагерь на время, положившись на то, что они останутся сплочёнными в трудный час.

     Тем временем, Мягколапую устраивают в середине поляны, подготавливают к бдению, смывая с шерсти кровь. Звёздный Край отводит взгляд.

     Прибой присоединяется к нему без лишних слов, затем подоспевает Ласточка с выбранными им воинами. Звёздный Край окинул их быстрым оценивающим взглядом, подумав, что сам бы скорее взял Бобра с Лебедем, но не стал критиковать выбор.

     Может, в чём-то глашатай и прав. Туману не помешает проветриться. И оставлять их с Лазоревкой одних в лагере Звёздному Краю не хочется. Ласточка, конечно, «присмотрит». Но его маленькие лапки и узкие плечи вряд ли остановят двух крупных котов, если те затеют драку.

     Что до Солнцеликого... серо-голубые глаза Звёздного Края останавливаются на рыжей шубке кота. Иногда ему кажется, что Солнцеликого он «потерял» вместе со своим первым глашатаем. Ещё один воин, к которому что-то то и дело мешает обратиться без официального повода. Насколько было бы легче, будь Солнцеликий ещё котёнком или оруженосцем. С ними предводителю будто бы проще, чем со взрослыми.

     — Вы пойдете со мной и Прибоем, — уточнил он для Тумана с Солнцеликим. — К месту, где убили собаку. Веди, Прибой.

     Ласточке Звёздный Край кивает, почти не глядя на него. Он старается отстраниться от всего, кроме цели, чтобы скорее её достичь.

» река и ветер | ограда пастбища

Краем глаза полосатая кошка наблюдала за действиями Воркотушки, прежде, чем покинуть пропахнувшее смертью место, желая отдаться небольшой рефлексии где-нибудь неподалеку. От ее взгляда не ускользнули небольшие терзания и сомнения юной целительницы, когда она запоздала с маковым зернышком. Хотя, конечно, она хотела убедиться, что боль у Цапли все еще присутствует, но это было бы сомнительным решением со стороны юной кошки. Взгляд зеленых глаз осмотрел остальную поляну, которая, несмотря на погибшую, лишь загудела с новой силой, из-за чего Черепахе стало очень некомфортно. Она в целом не любила громкие звуки или непонятные, застрявшие в воздухе фразы. Посвящение в воители. Скорее всего заслужено. Не ей решать. Что касается остального... Черепаха оставила ссору с Лазоревкой уже на откуп остальным котам. Ее вряд ли бы выслушали, а выступать прямо сейчас защитницей "наказания" племени было бы сродни самоубийству. Пока что старая кошка не желала покидать сей бренный мир или быть изгнанной из комфортного и удобного племени, а потому просто оставила всех в стороне, желая побыстрее покинуть поляну, как вдруг внезапно ее окликнул предводитель.
- Чего? Я? - сначала повернулись уши, которые делали это медленно и немного не уверенно, а затем она развернула свою недоуменную морду в сторону Звездного Края. Она и за кем-то следить? У них уже есть пример Лебедя, который стал воителем по чудесному совпадению и вовсе не из-за ее заслуг. Сейчас бы просить ее за кем-то поглядеть. Ну, если кому-нибудь нужна помощь с тем, чтобы спрятаться от племени на пару дней, она-то конечно поможет, но вряд ли сможет подобрать хоть какие-то слова.

Что-то бормоча себе под нос, кошка развернулась и последовала в сторону палатки целителя. Приказ есть приказ, хотя сама Черепаха не понимала, что сейчас может сказать Воркотушке или Цапле. Впрочем, Цапле ее помощь уже была излишней. Она в целом уже сказала, что было необходимо и молча проследила как пришедший белоснежный Лебедь уже занял место рядом с юной воительницей. Черепаха тяжело вздохнула и вяло проследовала мимо пары к палатке теперь уже Воркотушки. Беглым взглядом своих зеленых глаз она немного неуверенно посмотрела на вход в палатку и не решаясь переступить вход. Она вообще не уверена была, подходит ли для подобной работы, на которую ее назначил Звездный Край. Кошка чувствовала себя максимально некомфортно, поскольку никогда сама не получала утешения и никого иного не утешала. Все, что она могла сказать - это лишь жгучую неприятную правду в морду любому коту. Но сейчас был не тот случай. Хоть кошка и была очень наглой, ее нельзя была назвать совсем уж бестактной. Туман прошел мимо нее прямо в палатку целительницы, пока она лишь могла стыдливо глядеть молодому коту вслед.

Что ж, быть может, он сможет подобрать нужные слова получше меня. И быть может, сможет сказать ей то, что необходимо? От чувства бессилия внутри Черепахи заиграли небольшие искры гнева к себе, которые, впрочем, лишь спали с давних пор.
Давно ли такое же было? Тогда? И тогда? - она вспоминала все события, когда за ее долгую по меркам племени жизнь, ей приходилось связываться с другими котами. И времена, когда она решила, что связываться с кем-либо какими-либо узами будет излишне больно. С Воркотушкой они вроде бы ладили, а Черепаха улавливала в юной кошке будто бы частично родственную душу, но...
Она развернулась, нарушая приказ Звездного Края и покидая лагерь, избавляясь по дороге от всех эмоций. Внутри Черепахи рос страх, комком застревая в горле, вызывая словно бы тошноту. Все происходящее на поляне вновь прокрутилось в голове кошки, но она подставила себя на сей раз на место Воркотушки. Чувство, которого она боялась всю жизнь и которое преследовало ее постоянно. Страх не за себя, а за других. Страх, что ее действия кому-то навредят. Страх, что на нее будет кто-то рассчитывать. Не бывать такому.
---> Полумостик

[indent]По спине пробежалась волна дрожи от раздражения. Я остановился, медленно повернув голову и глядя на Ласточку исподлобья, практически хищно, с темным золотом в глазах и угрозой. Мало мне было плюющихся истеричек в спину - да Лебедь с ней, может успокоит свою ненаглядную, наконец-то заимев хвост и то, что под ним, чтобы заявить на воительницу права (ха, смешно!). Так еще и глашатай решил испытывать моё терпение сегодня?

[indent]- Что? - Холодным шепотом спрашиваю я, хлестнув хвостом, сдержанно, но та-ак хотелось зарядить им в кого-нибудь... Аж сил не было.

[indent]А когда конкретики не выдается, я нервно приподнимаю губы, оскалив зубы.

[indent]- Минуту, - Бросаю я, разворачиваясь и всё равно скрываясь в палатке целителей... целительницы. Одной маленькой, оставшейся одной - но не совсем. Без наставницы, без крыла над головой, но не одна, и речь было даже о племени. И я считал, что задуманное мной действительно могло и подождать, если уж кому сильно нужно моё участие. А если это не мордобой Лазоревки - то точно подождет.

[indent]В конце концов, намечающийся патруль мог двинуться и без меня, а я бы догнал... Так или иначе.

[indent]Я прошел в палатку, задев куст и дав ему зашуршать над головой. Пусть, лучше так, пусть знает. Дальше я всё равно прошел молча, подходя к молодой, теперь единственной целительнице племени, и сел рядом с ней.

[indent]- Я не за тем, чтобы говорить о всем племени, что тебя поддержит, - Мгновение спустя, произнес я. Голос был холодноват, особенно с учетом, что ранее на поляне я был готов сделать, если бы подтолкнули еще немного... - Но я на твой стороне, Воркотушка. Если будет необходимость, - Хвост лег к ней поближе, оставляя на её усмотрение, как им распорядиться. Ударить, укусить, отпихнуть, ткнуться. Если бы ученица глянула мне в глаза, то увидела там обжигающий хлад, схожую ненависть к произошедшему, и серьезность восприятия её слов про Звездное племя.

[indent]Еще бы, это же было так удобно...

<разрыв, если будет продолжение>

[indent]Следуя "приказу" ранее, надолго внутри палатки я всё равно не задержался. Вышел, собранный, мрачный, с прямой осанкой и взглядом, который горел вызовом. Посмел бы мне кто сейчас сказать, что нужно было забыть про целительницу и просто идти, куда велено, и... Э нет. Не зря Дубрава воспитывал меня, пересобирал, искоренял лишнюю легкость, закладывал нечто более глубинное и сильное, что было важно при жизни в племени и чего, я был уверен, никогда не соберет в своей душонке Лазоревка, стыдливо сбежав с поляну под удобный предлог Изморози. Каким бы тот ни был.

[indent]Ждали меня остальные или же уже ушли - я в любом случае оказался в отряде, нагнав их либо еще на поляне, либо уже в дороге, и скупо кивнул брату.

>> река и ветер > ограда пастбища

Отредактировано Туман (10.07.2025 21:07:46)

[indent]Неужели... неужели он всё-таки это сказал?

[indent]Это снова не к месту?

[indent]Возможно. Но только отчасти.

[indent]Лебедь чуть прижал уши. Не ему ли как никому другому понимать, что сейчас чувствует Цапля? Эти сомнения, эти уколы вины, этот немой, разъедающий душу самокритичный вопрос: "А достоин ли я вообще быть воителем? Достаточно ли я подготовлен, если такое происходит и я не в силах это предотвратить? Достаточно ли работал и тренировался? И мог бы что-то изменить, если бы выкладывался еще больше..." И каждый раз ответ этому будет один. Никто не знает. И не узнает. История не любит таких вот "бы" вопросов. Что уже случилось, того не воротить назад. А что грядет, того не изменишь, как бы сильно ни желал и ни пытался. Он слышал слова Воркотушки, брошенные Лазоревке. И он отлично понимал: пусть это и было сказано в сердцах, пусть ученицу целительницы и раздирала боль по любимой наставнице, ставшей ей едва ли не второй матерью... но сейчас он на миг снова увидел её той маленькой, милой в душе Ворчунишкой, которая плакала от обиды и одиночества у его лап. Она ни за что не сказала бы таких слов просто так, выдумав их на ходу от бессильного горя и ярости. Скорее всего, она что-то знала. Значит, предки и правда явили ей свои слова в ту ночь у Лунного озера.

[indent]Значит, смерть Мягколапой была им известна.

[indent]И значит, никто и ничто не смог бы её предотвратить.

[indent]Они могли только погибнуть вместе с ней...

[indent]Ты могла погибнуть...

[indent]В повисшей после его слов тишине Лебедь смотрел на Цаплю, любовно и нежно оглаживая взглядом шрам, рассекавший теперь морду воительницы. Едва ли не такой же, как на её лапе, к которому он прикасался в тот день на побережье, когда, как ему казалось, он чуть не потерял её. Каким же дураком он был всё это время! Только сейчас и понял, каким. Всё это волнение, все попытки избежать нового разговора, все уловки, чтобы... да, чтобы шарахаться от неё... Дурак, дурак, дурак! Мышеголовый, блохоголовый идиот! Вот когда он чуть не потерял её по-настоящему! Она могла бы сейчас вот также лежать рядом с Мягколапой, и он уже никогда не смог бы любоваться ею, не услышал бы её голос, не почувствовал бы теплого дыхания... Мелкая дрожь ужаса прошла по телу белоснежного кота, у него перехватило дыхание, а сердце мучительно и болезненно сжалось, когда перед его глазами на миг промелькнул страшный образ, настолько пугающий, что волнение от только что высказанных заветных слов вмиг стёрлось в груди Лебедя.

[indent]Что значил бы простой отказ в сравнении со смертью любимой?

[indent]— Ведь я тоже тебя люблю, чем не повод остаться?

[indent]Он скорее сердцем понял, чем расслышал её слова из глубины своей пушистой груди, к которой Цапля прижалась так нежно, так почти отчаянно, явно сдерживая слезы, но лишь затем, чтобы успеть произнести то, что желала, прежде чем дать себе волю в его объятьях. И он обнял её, лапами и хвостом, обвил воительницу собой, своим наконец-то сгодившимся для чего-то действительно стоящего большим пушистым телом, стараясь только не тревожить лишний раз только что вправленную лапу и ту половину её мордочки, которая была покрыта травами Воркотушки. О как же сильно Лебедь хотел сейчас припасть губами и языком к этому шраму, вылизать его дочиста, стереть его из её памяти! Пусть лишь ему он останется вечным напоминанием о том, что он чуть было не потерял по собственной глупости!

[indent]- Ты прекрасна... - прошептал он Цапле, нежно скользнув языком по её ушку. - Прекрасна как всегда. Даже израненная, даже плачущая. Для меня ты всегда будешь самой прекрасной. И самой любимой. Поэтому пока что больше не переживай ни о чём. Тебе нужно отдохнуть, хорошо? Давай я отведу тебя в палатку Воркотушки.

[indent]Дожидаясь, пока воительница немного успокоится, Лебедь обвёл глазами поляну, задержался взглядом на ушедшем патруле, затем остановился на Ласточке, поймал его взгляд и благодарно кивнул. Он знал, что ему стоило отправиться вместе с предводителем, но брат, видимо, решил иначе, и белоснежный был ему за это очень искренне обязан. В это же время мимо глашатая проходили старейшины, и Моросинка на миг коснулась своим хвостом бока своего племянника. Лебедь видел, что мать храбрится, ведь она всегда была слишком чуткой к чужому горю, а уж скорбь всего племени и вовсе нагоняла на неё глубокую печаль, которую она словно пыталась собрать с остальных и упокоить где-то в глубине своего большого сердца. Старейшина устроилась около целительницы и принялась любовно скользить язычком по окровавленной, грязной шерсти целительницы, словно королева, воркующая над своим котёнком. Приводя тело погибшей в достойный предстать перед предками вид, белоснежная старушка наткнулась на веточку ковыля, заботливо вплетенную в шерсть у уха, и, с пониманием кивнув головой, осторожно, чтобы не задеть этот драгоценный дар, продолжила своё дело.

[indent]Оторвавшись лишь на миг, чтобы бросить взгляд в сторону выхода из лагеря, где в этот момент скрылась Черепаха.

[indent]От сына не укрылся этот взгляд матери, и Лебедь, со всей заботливостью препроводив свою - теперь уже совсем свою! - подругу в палатку Воркотушки, устроил её там на свободную подстилку, тепло вылизал ушки, ничуть уже не стесняясь Тумана, который внезапно после своих острых слов решил поддержать маленькую целительницу, а затем вызвался принести любимой свеженькую мышку, чтобы немного подкрепить её силы. Он не стал говорить, что в мыслях у него была еще и другая цель - не стоит волновать сейчас Цаплю по пустякам. Но он будет не он, если не убедится, что всё в порядке... Нежно коснувшись носом носа подруги, разноглазый выбрался на поляну, на миг остановился у тела Мягколапой, уже почти принявшее свой привычный вид и не напоминавшее о трагедии. Казалось, что кошка просто устала и прилегла отдохнуть. Долгим, вечным сном... Опустив тяжелую голову и коснувшись носом веточки ковыля, Лебедь на миг замер, отдавая должное той, что столько лун трудилась на благо своих соплеменников. А затем отошёл к выходу из лагеря, на ходу попросив Яблочко зайти в целительскую и побыть с Цаплей, пока его не будет. И только потом скрылся в тростниковых зарослях.

[indent]Неожиданно запнувшись о так и не найденную котятами ракушку...

---> платка целителя (номинально) ---> вход в лагерь (номинально) ---> полумостик

Отредактировано Лебедь (12.07.2025 16:54:15)

Когда остаешься один, наедине со своими мыслями, они звучат особенно громко. Почти оглушающе. Как грохот пистолетных выстрелов, от которых разрывает барабанные перепонки — только он остается в голове. И все это многоголосие сливается, спутывается, а потом давит собой, выталкивая из альвеол крупицы живительного воздуха. Ласточка не знает, куда они двинутся дальше. А главное, как.
Он продолжает то и дело бросать взгляды на вход в лагерь, будто опасается, что снова почувствует запах крови, снова все повторится как несколько мгновений назад, только теперь на месте пострадавших будет новый патруль.
Прикосновение Моросинки на миг ободряет. Но потом Ласточка видит, как она подходит к телу целительницы, и отворачивается.
Он смотрит на Лебедя с Цаплей, наблюдает за тем, как брат уводит подругу в палатку целителя.
И задерживает взгляд на проходе в ту. Там, внутри, осталась Воркотушка. Ласточка не спрашивал у себя, справится ли она теперь. Он понимал, что она должна, ведь это ее долг. Но он ощущал, он чувствовал — в палатке еще пахнет Мягколапой, и она будет отчаянно гнаться за ее ускользающим запахом, пока он не развеется окончательно. Пока он не исчезнет, как исчез ее голос, ее смех, ее улыбка и добрый ободряющий взгляд. Ее лапы больше никогда не залатают чужих ран, и тем более не коснутся ран души ученицы.
Но всем им рано или поздно приходится с кем-то прощаться. И это всегда оседает горечью на языке, это всегда — призраки в голове.

Лишь мельком палевый видит, как Фиалка торопливо уводит котят от входа в лагерь в детскую. Он и не думает, что еще пересечется с ней до рассвета, а оттого просто подмечает деталь как пункт в списке правил, выполнение которых обеспечивает порядок. Он совсем не ждет, что она снова выйдет. И уж тем более, что она вдруг неожиданно окажется за его спиной.
От этого Ласточка едва не вздрагивает, но успевает одернуть себя, сжав зубы.
Он посмотрел на королеву строго. Может быть, слишком строго. И без того напуганная, она то и дело запиналась, терялась, и впору было бы ее пожалеть, но глашатаю никак не удавалось аккуратно сколупнуть свою маску так, чтобы показать хоть каплю душевной теплоты, открытости, готовности поддержать и помочь. Наоборот, все то время, пока она говорила, он смотрел на нее со сдержанным выражением морды, не показывая ровным счетом ничего. Даже если хотел, чтобы все было иначе, он не мог заставить себя избавиться от этой брони, будто сковавшей его движения.
"Что мне следует им сказать?" — вопрос... И Ласточка не мог найтись с ответом сразу. Он посмотрел в сторону детской. После того как в нее завели Жабку, Квакушку и Жемчужинку, как в ней показалась испуганная Фиалка, он не сомневался, что покой ее был нарушен.
Скрывать от матерей, конечно, правду смысла не было, но что на счет котят?.. Если Фиалка сейчас ворвется в детскую и просто все расскажет с самого порога, ничего хорошего не произойдет.
И, судя по всему, она еще и расплачется.
Ласточка едва нашелся с ответом, когда кошка запричитала вновь, отчего в горле встал вязкий ком. Палевый почувствовал раздражение. В первую очередь на себя — за то, что не знал, что предпринять.
— Фиалка, — он позвал ее, пытаясь вернуть к реальности и привести в чувства. Взглянув в ее глаза, он почти ощутил, как от ее страха у него самого перехватывает дыхание, но он не мог позволить ни ей, ни себе утонуть в том.
— Я расскажу им все. Тебе нужно будет постараться вести себя спокойно и отвести в сторону котят, — сказал кот со всей своей сдержанностью.
Может, он не сможет утешить, но он хотя бы попытается убедить — она может на него положиться. Возможно, это придаст ей хоть немного уверенности.
Ласточка хочет верить в это.
Он поднимается со своего места и, бросив взгляд на Фиалку, направляется в сторону детской.
На главной поляне запечатлевается все та же картина. И палевый бы очень хотел, чтобы, когда он выйдет на нее вновь, время повернулось вспять. Неисполнимое желание. Поэтому он отметает его, меняет на иное. Теперь он хочет лишь одного — чтобы ничего не стало хуже, чем уже стало.

-> Детская

Плакучий остров >

А вот и главная поляна — такая же беспокойная, как и была, разве что, хауса вокруг стало поменьше. Все разбрелись по делам, только возле детской слышался шум. Повсюду царила атмосфера печали — по ушедшей раньше времени Мягколапе. Время, как река, текущая вперёд — оно течёт, но порой замирает, прекращает ход, словно река, которая вот-вот была полна жизни — и вдруг засохла, истаяла, испарилась из устья, будто её никогда и не было, оставив после себя выемки — шрамы на душах тех, кто был близок с ушедшим. В конце концов, всех их в конце пути примет Серебряный пояс. И, к сожалению, это может быть чаще "рано, чем поздно".
Молочно-кремовая кошка медленно, с чувством собственного достоинства, выплыла на поляну и направилась к куче с добычей, чтобы положить туда своего окуня. Воительница, было, хотела зайти в палатку целительницы... То есть, палатку Воркотуши уже, но увидела краем глаза, что туда зашёл Звёздный край и решила не мешать — определённо, им требовался серьёзный разговор. Жизнь племени значительно измениться теперь, и как жить дальше, ещё предстояло выяснить. Ведь целители — это довольно важная часть для жизни всех в племенах, не меньше, чем хороший предводитель. Но почему-то Лилейноцвет не сомневалась — они переживут, справятся и продолжат жить.
Выйдя из задумчивого состояния, кошка подошла тоже, чтобы теперь, когда не было такой толпы, попрощаться с уже бывшей целительницей. Прижавшись своими носом к её холодному, твёрдому боку, воительница начала мысленно благодарить ее за всё хорошее.
Прощай, Мягколапая. Ты многое сделала для жизни племени... И для меня, которая тогда, после потери, утратила волю к жизни. Надеюсь, на Серебряном поясе, если он действительно существует, тебе будет хорошо и спокойно...
Ещё некоторое время постояв, синеглазая моргнула и отошла от тела, которое уже скоро подлежало бдению. На сегодня всё дела закончены, и, пожалуй, пора и ей отдохнуть...
Точнее, возможно, хотела. На поляне, кажется, внезапно стало шумнее, и мимо кошки промчалась молния, похожая, кажется, на Фиалку. И она явно не была спокойна, скрываясь в выходе с лагеря.

Отредактировано Лилейноцвет (31.07.2025 00:30:36)

Вечерело и постепенно все близкие Мягколапой стали готовится к бдению. Вокруг раздавался гул ветра, он разгонял ручейки, которые начинали течь сильнее, звоном будто тоже прощаясь с серой целительницей. Будто сама природа прощается... Несмотря на то, что даже солнце всходит после вашей смерти, время продолжает идти — тем не менее, она (природа) тоже может выглядеть неравнодушно к такому событию. Просто у неё нет выбора — ради оставшихся времени необходимо идти дальше.

Пока кошка думала, на поляну примчалась Фиалка, вроде бы, уже в более спокойном состоянии. Королева прошла мимо, в своих мыслях и видимо случайно наступила на лапу молочно-кремовой воительницы.
Поднявшись с места, где сидела, синеглазая пошла вслед за ней.
— Тебе стоит быть внимательнее, Фиалка, — спокойно, но с едва маленькой ноткой неудовольствия, проговорила темнолапая, — Однако... Ты до этого так быстро убежала, с тобой все в порядке?
Последний вопрос воительница произнесла уже более миролюбиво. Не то чтобы она уважала Фиалку — в конце концов, та родила котят не понятно от кого, вроде бы, от одиночки какого-то? Ещё слава предкам, что не от иноплеменников. Возможно, это более-менее смиряло её со всей ситуации в целом. И заставляло её относится к кошке чуть мягче, чем могло быть в ином случае. В синих глазах чуть висел лёд, но не леденящий, а так, чуть прохладный — они же все-таки далеко не друзья.

— А, Лилейноцвет, здравствуй, — поздоровалась кошка, — — Все в порядке, просто в глаз попало что-то. На последних словах двухцветная неловко улыбнулась.
Воительница на этих словах недовольно дернула ухом. Оправдание звучало чуть жалко.
— Что ж, пусть, то что попало в глаз, не мешает тебе больше ходить, — не сводя глаз, произнесла чуть равнодушным тоном молочно-кремовая, и затем продолжила чуть доброжелательнее, — Но в такой день это простительно. Все-таки мы потеряли важную часть племени. Главное, собраться потом. Тебе — хотя бы ради себя и котят. И потом, у твоих вроде скоро посвящение... Значит, ты вернешься в воители.

На последних словах воительница посмотрела на Фиалку по-новому. А сможет ли та вести нормальную воительскую жизнь? Учитывая её нестабильность в плане эмоций и запуганность. Хотя, это как раз-таки не её дело.
Следущий вопрос васильковоглазой отвлёк от размышлений:
— Т-ты остаешься на бдение?..

Оставаться ли ей на бдении? Не будет ли она смотреться чужеродной среди родственников и друзей целительницы? С другой стороны — целитель, это тот, который ухаживает за всем племенем как за родными детьми. Не будет ли лучшей данью уважения тогда всем остаться на бдении?

— Честно говоря, не знаю, оставаться мне на бдении или нет. С одной стороны это хороший жест, показывающий уважение к ушедшей целительнице, с другой — я ведь не родственница усопшей и не её друг. Не знаю, насколько это будет уместно, — пояснила свои размышления неожиданной собеседнице кошка, — Ну а ты, думаю, и не сможешь остаться, у тебя все-таки дети.